Цвелев Василий - ცველევ ვასილი
Батуми
ბათუმი
Люблю Батуми... Блеск лазурный,
Сияющий небесный зонт.
Люблю прибой, гремящий бурно,
Люблю твой чистый горизонт!
Проспект стрелой летит в просторы,
А пальмы стройны и чисты.
В спокойствии и буйстве флоры,
Батуми, незабвенен ты.
Дождей веселый ультиматум
Нисколько не смущает нас.
Союз сердец – как брата с братом...
Люблю тебя и в этот час.
И шагом медленным и мерным
Как бы пегасов черных строй,
Ритмично следуют цистерны, –
Нет счета силе нефтяной.
Платки, чакури – неизменны,
Все вспомнить я опять готов.
Люблю Батуми, гул сирены
И колыханье парусов.
На Черноморском побережье
Моряк с кисетом, с табачком...
Прилива шум могучий, свежий
Раздумье пробуждает в нем.
Здесь, как в раю, перед глазами
Смарагд сквозь золото цветет...
Но вот, подбитый катерами,
Опять пред взором пароход...
Плывут вдоль побережья мины,
Еще торпеде цель нашлась:
Встал на нос вражий крейсер длинный
И под водой пропал из глаз...
И утром, в час благоприятный,
Торчащей мачты не найдешь.
Лишь нефти радужные пятна
Соленую пригладят дрожь.
Эскадра с подкрепленьем новым?
И ей пронзает грудь снаряд!
Фашистские суда багровым
Объяты пламенем, горят!..
И сердце моряка препещет,
И прозвучит не раз, не раз –
Одессы, Крыма голос вещий,
Раздольный берег, мой Кавказ!
Есть в море цвет фиалки; пена
Волны легка, как кружева.
В Новороссийске, несомненно,
Та битва в памяти жива.
Люблю Батуми... Блеск лазурный
Сияющий небесный зонт.
Люблю прибой, гремящий бурно,
Люблю твой чистый горизонт!
Батуми дорогой! В тревоге
Тебя хранили день и ночь.
С отбитой лапой зверь двуногий
Не раз откатывался прочь.
Прекрасно море и широко,
Простор Аджарии крылат!
Батуми, ты отчизны око
И на восход и на закат...
Вслед за жестокою войною
Пришел к тебе победный май...
Есть море Черное, иное
Есть море: цитрусы и чай!
Батуми! В пароходном шуме
Родной земли я слышу глас.
„В лазури – золото“. Батуми!
Здесь эта песня родилась!
„Интернационал“
„ინტერნაციონალი“
Прощается в тиши с июлем знойным
Спокойный день там где-то у вокзала...
„Интернационала“ слышу звуки –
И словно дрожь по телу пробежала.
Гимн революции меня волнует:
Эпохи нашей трепет в нем и голос,
В нем мерный шаг мильонов. С этим гимном
За правду человечество боролось!
Он расшатал устои ветхих храмов,
Зажег лучи невиданных созвездий,
Мир хижинам принес, дворцы разрушил
И возвестил насильникам возмездье.
Не знаю, почему пришел на память,
Когда затих оркестр в мажорном гуле,
Париж, взметенный в девяносто третьем, –
Отряды якобинцев промелькнули...
Не знаю, почему пришел на память,
Париж, твой лик, исполненный кошмаров,
Когда версальцы рыскали, как звери,
На месте убивая коммунаров.
Не знаю, почему пришел на память
Бесцветный день, постыдный день Седана –
Оркестра звуки где-то за вокзалом
И саблями гремящие уланы.
Вот маршируют блузники Парижа,
Вот посвист пуль все чаще и суровей,
Сначала радость буйная победы,
Потом Коммуна тонет в море крови.
Оркестр опять мне обостряет чувства...
Увы, опять не радуют виденья:
Вот Луи Рю, кирпичной кладки мастер, –
Возводит он богатые строенья...
И слышен звонкий смех беспечных женщин,
И франты пьют вино красней коралла.
Им Луи Рю особняки построил,
А сам живет как тень, в углу подвала.
И с восемьсот сорок восьмого года
Все Луи Рю тот горький день июля
Мерещится... Пристреливали сразу...
Его отцу пробила сердце пуля...
А тут сам Луи Рю оружье поднял,
Он коммунар, он там – на баррикаде.
Увы, он схвачен, сломлена Коммуна!
Никто не уцелел в его отряде.
Пока у стен расстреливали пленных,
Та дама, в черном, улыбаясь тонко,
В подвале разыскала и убила
Его четырехлетнего ребенка...
В другие времена увидит память...
Вот – песня революции грядущей,
Гимн сердца, верного всегда народу...
Пришел на память этот гнев растущий.
Все: следствия, суды и приговоры,
И смрад и мрак тюремных одиночек,
Этапы, нары, каторга и ссылка,
Провалы и разгром кружков рабочих...
И словно гул из-под земли я слышу –
Подпольной типографии раскаты.
Революционной воли взлет орлиный,
Тебя я вижу, год девятьсот пятый!
На Пресне вырастают баррикады...
Расстрелы демонстрантов... Кровь и слезы...
Оркестра гром, как перезвон огромных
Стальных цепей, как гневные угрозы...
Плывут „Интернационала“ звуки,
Как будто гром раздался небывалый, –
То девятьсот семнадцатого года
Величие столетиям предстало.
Оркестр зовет: вы не одни на страже,
Шлем армии в сраженье против ночи,
На битву подымает всюду в мире
Для подвига окрепший класс рабочий!
Оркестр гремит: вперед шагайте твердо,
Вздымайте выше боевое знамя!
А мы и в дни боев и в дни победы –
Всегда, клянемя, будем вместе с вами!
„Интернационал“ всегда меня волнует:
Эпохи нашей в нем трепещет голос,
В нем мерный шаг мильонов. С этим гимном
За правду человечество боролось!
Возвращение
მესხის დაბრუნება
Вот и тучи сбежали с небес,
Вот знакомое видно селенье,
Что, как родина, освежено
Кистью мирного восстановленья.
Звук чонгури... Среди тополей
Стены дома белеют приветом.
Это завтрашний день из окна
Изливается радостным светом.
Школа новая, ясли и клуб –
Вот деревни лицо обновленной,
Только сосны, как прежде, вдали
Поднимают могучие кроны.
Посмотри: этот ряд тополей,
Как он прям, гармоничен и строен!
Вот широкий и светлый балкон, –
Санаторий недавно построен!
В сердце воина радость горит,
Возвращается юности праздник.
Всю страну переделали вновь,
В этом он – не последний участник!
Сквозь тридцать лет
განჭვრეტა ოცდაათი წლის
Тот мир ушел... В России старой, царской
Для казней не хватало перекладин,
Но доносился правды гневный голос
Из-за решеток и тюремных стен.
За мной следили, в башне обомшелой
Скрывался я, заканчивая книгу
О временах проклятых, о мученьях
Многострадальной родины моей.
Мой труд надолго приостановился.
Накинув бурку и башлык, однажды
Из башни тихо в сумерках я вышел,
Никем не узнанный, вперед пошел.
Холмы окутывала тьма. В ущелье
Носился ветер, потрясал деревья...
Я, размышляя, поднимался в горы,
Вдруг – издали навстречу верховой.
Он крикнул: „Революция!“ – Не веря
Счастливой вести, я остановился,
Как вкопанный. Натягивая повод,
Все то же всадник дважды прокричал.
И показалось мне тогда, что горы
Кавказа отозвались гулким эхом!
И люди появились... Словно буря
Примчала их сюда в одно мгновенье.
Толпа шумела... Как волной прибоя,
Под возгласы: „Конец самодержавью!“
Восторженной толпой я был подхвачен
И вынесен на прощадь... И стою
На возвышенье... Слушайте поэта!
Сказал я: „Развалился трон зловещий...
Пред нами – близко, ярко загорелся
Маяк свободных будущих времен.
Мы одержали первую победу,
Но впереди решительная схватка,
И поведут нас славные герои
В святой, последний, неизбежный бой!
Когда врагов народа трудового
Всех победим, повергнем, мы увидим
Свободу!.. “ И в ответ мне крики: „Верно!“
„Мы знаем, кто друзья и кто враги!“
Промчались дни. Как медный зов набата.
Звенела правда ленинского слова,
Объединяя силы всех народов
На штурм великий Зимнего дворца.
Я поднимался выше по ступеням
Идей, рожденных нашею эпохой,
Я творчеством народа вдохновлялся
И частной песней вдохновлял народ!
И звание народного поэта
За то мне стало счастьем величайшим,
Что лира – Революции служила,
Была моей винтовкой боевой!
Народ мой! Я твоей любовью взыскан
За то, что выражал твои надежды,
И волю, и могучее стремленье
Что в октябре был сыном Октября!
И сердцем я почувствовал в ту пору:
Неугасимо звонок голос лиры,
Когда ее трепещущие струны
Согреты пафосом твоим, народ!
Сквозь тридцать лет величественных вижу:
Я создал много книг, и в каждой строчке
Могучий голос Родины советской
И твой победоносный гул, октябрь!
Старый и новый мосты
ძველი და ახალი ხიდი
Где Кура шумит под Мцхетой,
В темные глубины,
Весь поросший мохом, смотрит
Молча мост старинный.
Отслужил свое и ныне
Предан он забвенью;
В Натахтари по другому
Ездят направленью.
Одряхлевший, доживает
Век свой на покое;
Нового моста пред нами
Высятся устои.
Старый мост, должно быть, полон
Памятью былого
И не видит: над Курою
Мост сверкает новый.
Или видит, да не верит,
Что проложен нами
Новый путь... Над ним привольно
Вьется наше знамя.
Старому мосту, должно быть,
Невдомек покуда,
Что мы новые дороги
Пролагаем всюду.
И когда огни Загэса
Заблестят, как в сказке,
Он опять глядится в воду,
Мост венецианский.
Вспоминаю: здесь частенько
Я бывал мальчишкой.
Мы сюда с тобой, товарищ,
Приходили с книжкой.
Здесь в давнишние те годы
Мы росли, мужая,
„Манифеста“ вещим словом
Душу озаряя.
Свято с юных лет доселе
В памяти хранится
Слово Энгельса и Маркса –
Мудрые страницы.
В нем – немеркнущее пламя,
Огненная сила,
На маевках и в подполье
Нам оно светило.
Маркса огненное слово
Нас вело в сраженье...
Не забуду эти годы,
Юности кипенье.
Всей душою мы внимали
Гневному призыву,
Класс вздымался против класса
В битве справедливой.
Вот она – пора свершений!
И в борьбе жестокой
Наши алые знамена
Держим мы высоко.
Пролетарии, вставайте!
Слышен зов набатный.
Славьте дело коммунизма,
Бейтесь беспощадно!
Радио
რადიო
Радиоволна мгновенно
обошла простор морей.
„Лондон!“ – крикнула антенна,
„Я – Нью-Йорк!“, „Париж!“, „Бомбей!“
Вопли империалистов,
Истерический канкан;
Голос диктора, неистов,
Шлет вранье за океан.
Чьи-то рифмы забряцали...
Сплетен пошлые слова...
Сообщенье о скандале...
„Тише!
говорит Москва...“
Что пошлем мы в мир широкий?
То поэт к труду зовет.
Славят огненные строки
побеждающий народ!
Слышит ясно вся планета:
Вдохновенна и горда
Песня звонкая поэта,
Гимн свободного труда!